Совсем скоро исполнится 160 лет со дня рождения великого русского писателя Антона Павловича Чехова. Донбассу принадлежит особое место в его жизни и творчестве: непродолжительная по времени поездка в наш край весной 1887 года посеяла в памяти писателя зерна, проросшие спустя время такими шедеврами, как «Счастье», «Печенег», «Страхи», «В родном краю», «Степь», «Происшествие», «Огни», «Вишневый сад». Это путешествие писателя, ставшее, по сути, переломным моментом в его литературной биографии, таит немало удивительных открытий.
На двух из них мы и остановимся. Первое: действие «Вишневого сада» разворачивалось у нас, в Донбассе. Второе: Чехов никогда не называл Святогорск «Донецкой Швейцарией», а столь расхожее заблуждение появилось благодаря невнимательности краеведов при изучении эпистолярного наследия Антона Павловича. На самом же деле Чехову принадлежит определение «Донская Швейцария», касающееся Верхнего Примиусья и окрестных районов Донецкого кряжа на стыке нынешних ДНР, ЛНР и Ростовской области…
Сорвавшаяся в шахтах бадья
Нет лучшей памяти для писателя, чем востребованность его произведений, особенно если они заставляют читателя не просто думать, но и идти на поиск. Литературное завещание Чехова – пьесу «Вишневый сад» – мы все изучали в школе, но вряд задумывались над тем, что усадьба, в которой разворачивается действие, находится где-то в Приазовье, на склонах Донецкого кряжа… Лично для меня все началось с фразы Лопахина: «Где-нибудь далеко в шахтах сорвалась бадья. Но где-нибудь очень далеко…»
Итак, наводка первая: в радиусе примерно пяти километров от имения находятся предприятия горнодобывающей промышленности. Если учесть, что серьезные литературные произведения всегда создаются на основе жизненного опыта автора, то достаточно беглого знакомства с биографией Чехова и маршрутами его путешествий, чтобы сузить район поиска до масштабов Донбасса, основная часть которого в те годы входила в состав области Войска Донского. Тем более что и сам писатель подтверждает справедливость этого тезиса: «Я умею писать только по воспоминаниям и никогда не писал непосредственно с натуры. Мне нужно, чтобы память моя процедила сюжет и чтобы на ней осталось только то, что важно или типично…»
На то, что действие разворачивается в Донбассе, намекает и ремарка в пьесе, рисующая пейзаж, весьма характерный для Донецкого кряжа: «Поле… Видна дорога в усадьбу Гаева. В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинается вишневый сад. Вдали ряд телеграфных столбов, и далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой город, который бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду». Кстати, в одной из последующих реплик Лопахина мы узнаем, что расстояние до города составляет двадцать верст, там достаточно много зажиточных людей, способных арендовать тысячу десятин земли под дачи. При этом выплачивать арендодателю оговариваемые в пьесе двадцать пять рублей за десятину в год было вполне доступно для инженера, служащего и даже представителя «рабочей аристократии».
Обратим внимание на телеграфные столбы, а также на то, что героям в поместье доставляют депеши из Парижа (подобная услуга стоила дорого, просьба не присылать телеграмм весьма часто встречается в переписке того времени, и не только у Чехова) и что гостем вечеринки является почтовый чиновник. На рубеже XIX–XX веков столь высокий уровень обеспеченности связью был характерен только для промышленных районов. Также Гаев рассказывает, как они «съездили в город и позавтракали», а Лопахин, ставший новым хозяином имения, вспоминает, что «торги кончились к четырем часам… мы к поезду опоздали, пришлось ждать до половины десятого». Это говорит о высокой степени урбанизации территории, иначе нет смысла в столь активном местном пассажирском сообщении.
Показательна радость помещика Симеонова-Пищика от того, что англичане у него в земле «нашли какую-то белую глину» и арендовали участок на четверть века. Если учесть, что огнеупорные глины практически всегда имеют светлые оттенки, то, скорее всего, месторождение интересовало хозяев металлургического завода, а таковым на Юге России британцы владели только в Юзовке.
Еще одна подсказка – реплика Гаева: «Это наш знаменитый еврейский оркестр. Помнишь, четыре скрипки, флейта и контрабас…» Это означает близость территории к проходившей по реке Кальмиус черте еврейской оседлости, в которую, помимо Екатеринославской губернии, входили принадлежавшие ей до 1865 года города Ростов-на-Дону и Таганрог.
Постепенно поиски привели меня к мысли, что прототипом имения Гаева и Раневской стал хутор Рагозина Балка (ныне – хутор Садовый в Антрацитовском районе ЛНР). С проживавшей там семьей отставного казачьего офицера Гавриила Кравцова связывала Чехова большая дружба, которую он сохранял до конца жизни. Именно там и родилось это словосочетание – «Донская Швейцария», о котором мы поговорим в следующий раз.
Продолжение следует…
